Византийское лукавство 1 04.03.2018 12:24 – 11.11.2019 01:08

Заметки на полях прочитанного (“Учительская газета”, №12 от 23 марта 2010 года: Истоки слова Россия, Игорь УЛУХАНОВ, доктор фи­лологических наук, главный научный сотрудник Института русского языка им. В.В.Виноградова РАН)

Византийское лукавство

1

20 Января 2018

--------------------------------------------------------------------------------

Но вкратце рекши, по толику спустошению Руские земли бѣ от них, не по толику, но множайше предѣлы Християнские разширишася за ма­лые лѣта. Идѣже были прежде в спустошенных краехъ Руских отзимо­вища Татарские, тамо грады и мѣста сооружишася. И не токмо кони Рус­кихъ сынов во Азии с текущих рѣкъ напишася — с Танаиса и Ку­алы и с протчихъ, но и грады тамо поставишася.

Из Истории о князя великого Московского дѣлех. Л.8 об.

--------------------------------------------------------------------------------

Цитата: Греч. Rо-s восходит к слову Русь…

Я: А поточнее нельзя было сказать, дабы не побуждать неоправ­дан­ных ассоциаций? Греч. Rо-s не восходит к слову Русь, а имеет зна­че­нием “Русь”, подразумевает её, то конкретное нам хорошо известное ис­торическое явление, что обладало собственном эндонимом Русь.

Цитата: Судьба этих слов (Rо-s и Rosia) в русском языке различна. Rо-s широкого распространения не получило. В качестве названия лица всегда употреблялось образование от Русь - русский.

Я: Ну зачем же так очень красиво врать? Rо-s не получило вообще никакого распространения на Руси. Ведь слово же Росияне производно от слова Rosia, а не от слова Ros! Никаких *Росян*, *Росин*, *Росичей* или тому подобной ерунды история Русского языка не знает, а кабинет­ные росичи XX века опоздали и стались уже младшими братьями укров.

Цитата: В дальнейшем слово Россия и производные от него встре­чаются все чаще. Наряду с Русь, русский они широко употреблялись в XV в., а в XVII в. Росия (Россия) используется чаще и разнообразнее, чем Русь.

Я: Беззастенчивое вранье скрытое как бы за легкомысленным пре­увеличением.

Впервые и эпизодически в “граждан­ского” рода литературе (лето­писи и другие “исторические” сочинения) слово “Росия” фиксируется с конца 1470–начала 1480-х (очевидно по следам известных историче­ских происшествий). В XV-ом веке слово не упо­треблялось широко даже в узком кругу церковной литературы, что вполне логично и ожидаемо для иностранного слова – ведь с какого бы, интересно, испугу и пере­пугу Русские люди ни с того ни с сего начали бы напропалую широко употреблять иноязычное обозначение своей ро­дины? Понадобились три долгих столетия, чтобы слово ассимилирова­лось даже в кругу социаль­ной и культурной элиты. В большой степени тому способствовала по­следовательная, из века в век теократизация светской власти в Русском централизованном монархическом государ­стве (до полнейшего цезаре­папизма при Петре I), позиционирующим себя последним политическим оплотом православия в Мире и за вместо “наказанной Богом” Византии, падшего “Второго Рима”, ведь если Гре­коязычный экзоним чем-то и вы­игрывал в глазах элиты церковной орга­низации на Руси у того же ши­роко известного латинизма Ruthenia, то тем только очевидно, что Греки были православными (у самих Греков их название для “Руси” если и имело Христианские коннотации, то по своим ис­токам скорее “отрица­тельного” смысла, однако на Руси (без “школы”, “универ­си­тетов” и протонауки, но зато с прогрессирующей автократией (когда титульное определение местопроживания п­одданных легко может зависеть лишь от тол­щины словаря домашних учителей юных монар­хов)) поздно заим­ствованный Гре­цизм приоб­ретал уже именно “литур­гическую” сим­во­лику), а скажем для во­кало­центриче­ского! типа древ­не-Русского языка чужеродность За­падно­евро­пейского экзонима Руси, то есть с чисто лингвистической, фо­ноло­гиче­ской точки зрения, могла смотреться даже менее вызывающе, вслед­ствие разного происхождения славянских фо­нем [у] и [о] (лингви­стиче­ские признаки архаичной Руси тем немало­важны, что если допу­стим эт­ноним Болгары действительно Тюркский по происхождению, слово Русь (и все его ран­ние и поздние прочие суф­фиксальные (как принято в Сла­вянской эндо­нимии) произ­водные) при безусловном Скан­динавском его прото­типе само по себе абсолютно Сла­вянское, Славян­ский (экзо-) этноним, не Скан­динавский (как ми­нимум морфоло­гически, об­ла­дая Славянским суффик­сом), тут имело ме­сто не только заимствова­ние слов, но бук­вально и “заимствование” лю­дей, группа мигрантов-Скан­дина­вов стала Славя­нами, а их нарицатель­ный эндоним-професси­она­лизм из-за линг­висти­ческой эстафеты – име­нем собствен­ным). Но опять же следует подчерк­нуть, что любые при­чины и мотивы меркнут перед неот­ступной требова­тельностью сво­бод­ного националь­ного обще­ствен­ного самосо­знания к чужому мнению о себе (в виде, например, эк­зо­нима), до тех пор, ко­нечно, пока оно дей­стви­тельно сво­бодно. Только лишь необы­чайно узурпированное каче­ство власти, чьё слово стано­вится то­гда ве­сомее слова культурной тра­диции, способно воочию “пре­вра­щать” само­созна­ние “общества”, а чем куль­тура бук­вально свобод­нее, тем уже для неё перспектива идентифи­циро­вать себя на совер­шенно чужом языке.

Зубодробительным индикатором уровня ассимиляции Греческого хо­ронима “Росия” (как и вообще любого иного в аналогич­ной же ситуации хоронима) является востребованность обозначения од­нокоренных с ним определений для “людей”, “жителей” этой самой “Росии”. А как свиде­тельствуют статистические данные Русской литера­туры “Росияне” до XVIII века тонули одинокими “каплями”, не насчи­тывая и десятка слу­чаев, в “безбрежном море” Рус(с)ких людей и народа. Показательно сколь воистину “национальным” оказывается “Руское” самосознание такого литератора как А.М.Курбский – его идей­ный оппонент, царь Грозный не просто преследует представителей высших сословий госу­дарства, он ни много ни мало “губитель Святорус­кой земли”. Руская земля в “национальном самосознании” Курбского альтернатив не имеет. Ну кроме разве что Святоруской империи.

Подытоживая, следует сказать, что применение термина Росия ко времени до воцарения Ивана Грозного неприемлемо в принципе (лично Грозный привечает “Росийскую” терминологию, в ди­пло­матической пе­реписке он подписывается царём трёх царств – Росий­скаго, Казанского, Астарохансково), когда он обычно оставался редкой фигурой речи Цер­ковнославянской литера­туры. Поскольку слово родом не просто ино­странное, но ещё и книжное (совсем не “Греческое народ­ное” по про­исхождению (таким было Ρουσιος, буквально “Красные” по-Гречески)), этапы его письменной Ру­сифика­ции очевидно должны были предше­ствовать его “обнародова­нию”. В Сла­вянский язык термин про­никает впервые в конце ХIV века, а в летописи появля­ется в 1480-х го­дах (важное значение при этом имеет присоединение Новгорода к Москве, когда исчезает “независимое мнение”, как фактор и механизм, появля­ется в принципе возможность говорить и писать всё что угодно), а сле­дова­тельно отсюда начинается и его “всенародное обсуж­де­ние”. Например, в анекдоте про “рас­сеянных”. Но важно, что и по­сле­дующие шаги его морфологизации по-прежнему сходят с самого об­щего “верха”. При Василии III записыва­ются впервые Русскоязычные произ­вод­ные от слова “Росия” – в начале княжения слово Росииск-, а Роси­ане оказа­лись тесно связаны с творче­ством пра­вославного учёного-ино­странца Максима Грека. Периоды проявлен­ного интереса к “Росий­ской” терми­нологии (на самом “верху”) похоже чере­дуются с отка­тами и фак­тиче­ски до 1654 года использование “России” в современном учебнике ис­тории ви­дится не­кор­ректным, на виду подавляюще по­стоянного (осо­бенно даже при пер­вых Романо­вых) мо­наршего ти­тула всея Русии и ино­гда ещё даже в XVII веке всея Руси. Поня­тие долго существует на ка­ком-то “зад­нем плане” обще­ственного само­со­знания Русской земли, о чём де­мон­стративно свиде­тельствуют всего лишь два или три случая проявле­ния за XVI век в письменности не только по обстановке выра­женно “церковных” Росиан и Росеенина, но, по-види­мому, ещё и в смысле об­становки не совсем “Русских” – термин “оби­тателей Росии” оче­видно являлся со­вершенно для самих Русских людей избы­точным (годным для “анекдотов”? – уже сам по себе мотив “происхождения от Грече­ских слов” (“красные”) является анекдотом (истоки Руси в лето­писи чётко излагались, её имя сталось когда-то в доистории ортодок­сальным име­нем собственным (не так конечно как, допустим, Америка, но всё же), этнонимом, даже думали, что было буквально такое “варяж­ское племя”, поэтому по поводу сходства с Греческими словами или иными можно было только шутить), но “Славянское толкование” Гре­цизма ещё более анекдотично (если бы даже Герберштейн и принял что-нибудь из того всерьёз, с Русской стороны всё это было забавой)), но в тоже время, быть может, нашёлся подхо­дящим, очевидно по при­чине своей при­род­ной и всем понятной экзоним­ности, способом имено­вания и само­опреде­ле­ния всех любых для начала инородных вы­ходцев православной кон­фессии в Руси, других православных, впрочем для ко­торых “Росияне” были просто “Русскими”, по самой меньшей мере, да и “православными” как бы уже в “естественной”. Для людей Иван Гроз­ный оста­вался всё ещё пока обычно Русским царём в Рус­ском царстве (например, царство Рус­кое у Курбского в тре­тьем по­слании къ Гроз­ному), в Русской земле, всея Росия изредка замелькает в государ­ствен­ных актах с царствования его сына Фёдора (с его “Чина венча­ния”), и со всей этой много­словно­стью и много­знач­ностью (напри­мер, столь ча­стые “все великие Государ­ства Росий­ского Царствия”) необхо­димо ме­риться и принимать её та­кой, ка­кая есть (стан­дартное со­четание у Ро­мановых до 1654 года – Ру­сия/Росииское цар­ство), ибо она наделя­лась агентами прошлого своим определённым смыслом, неиз­бежно те­ряю­щимся, если ею прене­брегать, значительно “упрощать” ситу­ацию (в со­ответствии с днём сего­дняшним, когда от обще­ственного са­мосозна­ния уже отпочко­валось и необычайно возвысилось над ним (но что вполне естественно и ожида­емо, историче­ски законо­мерно для уже ин­дустриа­лизированной, но по-прежнему мах­рово-поли­тарной цивили­за­ции) своеобразное “госу­дар­ственно-ад­мини­стративное, власть пре­дер­жащее (бюрократиче­ское)”, суще­ствует от­дельно, само по себе и других за равных не при­знаёт (ска­жем, бюро­краты-воеводы эпохи А.Курбского ещё по старине вое­вали сами непо­средственно и даже могли погибнуть, условия их бы­тия были не­сколько иными), и где офи­циально при­знаётся только Рос­сия и Русско­язычие её россий­ских обита­телей; однако, как свободное граж­данское общество в помине не знает и не должно ника­кого “деле­ния” на “народные” и “ненародные (офи­циальные)” формы самоиден­тифи­кации, так и несво­бодное общество со временем такого “деления” знать тоже не будет – бюрократи­ческий стиль мышле­ния ку­кушкой им­планти­руется в “народ­ный” (яр­чайшее доказательство дей­ственности меха­низма – “нация по­гранични­ков” (сравните историю са­рафана))). При этом не только оби­ходная пись­менность, сочини­тель­ство (как у А.Курбского с его неза­ме­нимой Руской землей, даже в ряде эпи­зодов Святой), но и внутригосу­дарствен­ное де­лопроиз­водство рази­тельно от­лича­ется от па­радно-ди­плома­тиче­ских форм своей тради­цион­ной “Рус­ско­стью”, доми­нирова­нием просто Руси (например, обра­щаясь к Госу­дарю, рассказы­вая в письме о место­поло­жении какого-то кургана, Бел­городский вое­вода в 1639 году ориен­ти­рует его относи­тельно Руси). К этому времени Русь в пределах Рус­ского государ­ства яв­ляется сложив­шимся “хорони­мом”, её древнее эт­но­логиче­ское зна­чение наверстыва­ется скорее уже книжным путём, чте­нием ле­тописи. В Со­борном Уложе­нии 1649 года вы­ражение всея Русия прилага­ется к имени Московского мо­нарха 62 раза, Москов­ское имя гос­ударства памя­туется 24 раза, его жи­тели – “Русские люди” – в общей сложности 42 раза (два раза суб­стан­тивом), Ро­сийские цари и царство и Русь – по од­ному разу. Навер­няка, как говориться, та­кое про­сто даже матема­тическое соотно­шение ком­понентов нацио­нально-атри­бу­тивной лексики в глав­ном до­кументе страны (кон­ститу­ция) достаточно объективно от­ражает состоя­ние об­щего фона обще­ственного самосозна­ния. Весьма начитан­ный человек А.Курбский (в частности трижды он упоминает “ле­топис­ную Русскую книгу”) не менее 20-и раз называет Рускую землю, 6-и раз Святорускую землю, по 3 раза Русь и Великую Русь, дважды Свя­то­рускую империю, один раз Свято­руское царство и один раз единопле­мянную Росию (! – “единокров­ную”), один раз Руский язык “Русский народ” и дважды в виде Руских сынов, а также ряд “Рус­ских людей”, осо­бенно более всего княжат (и вроде бы раз Ро­сиского митрополита (но при стан­дартных у него Руских митрополитах, митро­полии и церк­вях), однако существуют разночтения списков), называет различ­ные “Русские” места и яв­ления, а однажды у него встречается суб­стантив Руские (архаичное Русин в XVI веке у восточных Русских действительно многократно известно в каче­стве личного имени). Кстати, этот “сло­варь” А.М.Курбского как раз наглядно демон­стрирует тот факт, что образо­ванные Рус­ские о “цер­ков­нославянской” (в ши­роком смысле) Росии естественно были наслы­шаны, они её в общем-то не от­вергают (как в тех обстоятельствах нечто неиз­бежное), но она занимает в их представлениях специально отве­денное место совер­шенно опреде­лен­ного! значения (место внутрикон­фес­сионального уже “антикварного” экзо­нима Руси), совсем не являясь чем-то обязатель­ным. Столетием прежде, у купца Офонасея Никитина соотношение обратное – 10 раз Русь и 3 раза Руская земля (которой “на этом свете нет страны по­доб­ной”) – и вполне похоже, что “Росию” в этом “народе” в то время (по-Русьскыи “как Русские”) ещё даже не “обсуждали”. Что назы­ва­ется, до наступле­ния эпохи всеоб­щей гра­мот­ности и бес­платного начального об­разования (но всё же это в по­ли­тарно-бюрократической стране) Россиян в Рус­ской земле ещё “не было”, Русские люди ни­чего та­кого про себя не думали, во всяком слу­чае всерьёз (памятуя о “рассеянных”).

Цитата: С XVII в. слово Россия стали писать через два с - по-види­мому, по аналогии со словом русский, где второе с принадлежит суф­фиксу -ск.

Я: А по-моему оно стало писаться с двумя -сс- прежде всего по ана­логии с ново-Греческим написанием через две сигмы – Ῥωσσία, хотя чи­сто каллиграфическое взаимовлияние кириллицы Русск- и Грецизма могло иметь место, то есть новая Греческая форма тем легче могла быть при­нята на Руси, чем более последовательно соблюдалась орфография в слове “Русск-” (Рус+ск-). И всё же стимулом к возникновению новой Греческой формы со сдвоением гораздо, на много больше Русской орфо­графиче­ской могла служить Латинская Rossia: Ῥωσία (X век) > Rossia (XII век) > Ῥωσσία (XIV век) > Россия (конец XVI века).