Картина 18.01.2017 13:48

«Ну, и чего стоим, чего ждем?» - нетерпеливо вопрошал Холст. – «Я тут на мольберте уже застоялся. Давай уже, начинай!».

А Художник в очередной раз бросил взгляд на девственно белый холст и снова прошелся по комнате.

«Так и не надумал?» - продолжил монолог Холст.

Художник помолчал, разглядывая набросок, и вздохнул:

- Нет, что-то не совсем то. Что-то не складывается, - и уселся напротив Холста.

Холст тоже уставился на Художника: «Вечно ему чего-то не хватает: то сюжет не до конца продумал; то не может определиться с главным героем; то композиция не выстраивается. А я тут стой и жди», - подрагивая нитями от нетерпения, ворчал Холст. – «А мне хочется поскорее стать не просто Холстом – Картиной, которой восхищаются, любуются, не могут оторвать взгляда…».

Холст вздохнул: он уже слышал легенды, которые из поколения в поколение передавались обитателями Мастерской – Кистями, Тюбиками красок, Палитрой, старожилом-мольбертом, Холстами – об удивительных судьбах некоторых Холстов, написанных вдохновенной рукой Мастера, и ставших знаменитыми.

За одними из них гоняются коллекционеры.

Другие становятся бестселлерами и их перепродают на аукционах с каждым разом все дороже и дороже.

Некоторые картины навечно поселяются в лучших музеях мира и на них приходят посмотреть толпы зрителей, ахая от восхищения.

У отдельных Полотен и вовсе чудная история: их похищают, укрывают в личных коллекциях и любуются ими (тсс!) в тайне от всех…

А вот некоторым Холстам, слышал он, не позавидуешь: написанные без особого душевного трепета, они не вызывают к себе особого внимания… И он передернулся, за что его тут же приструнил Подрамник: «Держи себя в рамках, дружок!».

Холст подумал: «Интересно, а какая судьба ждет меня?» - и затрепетал от возбуждения, едва сдерживаемого Подрамником: «У меня уже грунт подрагивает от волнения; ну, давай уже, я готов принять на себя и краски твоих мыслей, и мазки твоих эмоций!».

А Художник все сидел, погрузившись в себя, и о чем-то размышлял.

Наконец, он встал, неторопливо подошел к мольберту и медленно провел ладонью по Холсту – как будто примерялся, постепенно разворачивая на нем будущее изображение. Нити Холста нежно потерлись о ладонь Художника, подтверждая свою готовность, и замерли в ожидании: «Вот сейчас должно начаться волшебство великой тайны рождения: белизна холста, сравнимая разве что с Великим Началом, преобразится в игру цветов и оттенков». Тихий вздох прокатился по Мастерской: «Как мы, Холсты, любим этот момент - когда нас наполняют смыслом нашего существования…», - и, затаив дыхание, приготовились следить за процессом сотворения.

Но Художник не торопился – не желая поспешным решением разрушить замысел, он продолжать стоять, нежно касаясь Холста. Молился? Медитировал? Ждал благословения?

Наконец, он открыл глаза и оторвался от Холста. «Готов!» - неслышно прокатился шепот по Мастерской.

Привычными движениями Художник выдавил на палитру краски, выбрал кисти и отошел в глубь мастерской.

- Сегодня я буду писать вместе с Моцартом, - он включил запись, взмахнул кистью, как дирижерской палочкой, и зазвучала Музыка.

Послушав немного, он удовлетворенно произнес: «То, что надо!». Теперь все было готово.

Художник издали взглянул на Холст и решительно подошел к мольберту. Холст замер: «Сейчас начнется!».

Мастер смешал краски, и симфония Творения началась: неспешными движениями он наносил краски то там, то тут, постепенно заполняя цветом все пространство полотна. Потом отложил кисть и отошел посмотреть на сделанное: уже улавливались очертания будущего сюжета. Начало было положено. Он остался доволен и вышел из мастерской.

В тишине раздался шепот:

- Ну, как? – наперебой спрашивали счастливчика.

Тот слегка пошевелил нитями – проверил, как на них легла краска, и одобрительно ответил:

- Все хорошо. Мастер – в состоянии вдохновения.

Кисти в подтверждение дружно закивали своими головками – кому, как не им, чувствовать руку Художника. А Тюбики, из которых недавно выдавили краски, вальяжно расположились отдохнуть на столике.

Стоящие друг за другом Холсты потерлись друг о друга и заулыбались: раз Мастер в состоянии полета, значит, получится КАРТИНА. И мысленно каждый пожелал себе оказаться на месте главного героя, стоящего на мольберте: все знали – если Художник приступает писать без искорки, не быть Холсту ценной Картиной, а, значит, и судьба его будет незавидной.

Уже было известно: когда тема будущей картины Мастера не увлекала, но писать было необходимо, он мог долго слоняться из угла в угол, перебирать наброски, часто выходить покурить или попить чаю. Потом заставлял себя вернуться в мастерскую и уговаривал себя начать писать. Тогда в воздухе висело напряжение, а уж об атмосфере вдохновения и вовсе говорить не приходилось.

Наконец, Художник собирался с силами, брал Холст, ставил его на мольберт и прицеливался кистью в то место, с которого собирался начать писать. Остальные Холсты переводили дух: «Фу, пронесло» - никому не хотелось оказаться в руках равнодушного художника. Холсты с сочувствием посматривали на Холст на мольберте, а тот беспомощно оглядывался на них. Да, в таких случаях Художник рисовал картину безупречно – все-таки он был профессионалом – не придерешься. Но особого полета его души в картине не было. И Холст стоял, обреченно думая: «В чьи руки я попаду? Повезет или нет?».

… В предвкушении чуда Холсты наполнили пространство Мастерской радостными флюидами: вот вернется Мастер, почувствует эту атмосферу и писать ему будет легче. Оставшись довольными предпринятыми действиями, Холсты утихомирились и стали ждать его возвращения.

А он и вправду тут же вошел в мастерскую и замер. Закрыл глаза и прислушался к чему-то. Потом открыл глаза, медленно выдохнул и обвел глазами помещение, словно почувствовал в нем что-то новое.

Казалось, ничего не изменилось: холсты стояли в ряд; на полке, как обычно, в коробке лежали тюбики с красками; мольберт с начатой картиной стоял недалеко от окна. Все было, как и прежде; но что-то все же было иным. «Что?» - и в недоумении огляделся.

Через мгновение он понял: стала другой атмосфера. Именно в такой атмосфере он любил писать - в ней ему творилось с особым душевным подъемом. В таком случае рука сама летала по холсту, делая нужные мазки и подбирая правильные оттенки цвета. И тогда все получалось как будто само собой, словно не он, Художник, писал, а кто-то водил его рукой, а ему оставалось только отдать себя на волю этого процесса. И тогда Картина сама говорила со зрителем: в ней жила душа, которая решала, кого пропустить мимо себя, а кого задержать. И тогда зритель останавливался, потом отходил, но снова возвращался к ней, как к приятному собеседнику, с которым не хочется расставаться – душа Картины разговаривала с его душой…

… Иногда Художник разговаривал с Полотном, как с живым существом, тихо бормоча: «Да, да, вот так!». Иногда же слышалось: «Нет, не то, не то! Надо иначе!». А то начинал уговаривать: «Ну, что же ты, милая. Ну, давай, ну еще немного. Еще совсем чуть-чуть».

Периодически он отходил в глубь комнаты, издали смотрел на написанное и, довольный, признавал: «Ну, вот, видишь, как хорошо!». Тогда Холст горделиво натягивался и смотрел на собратьев: «Видите, какие мы молодцы!», а те подмигивали ему одобрительно.

А иногда, взглянув на изображение, оставался недовольным и укорял: «Ну, что же ты? Мы так с тобой не договаривались!». Тогда Холст растерянно смотрел то на Художника, то на другие Холсты, оправдываясь: «Я тут ни при чем!».

Остальные Холсты внимательно следите за происходящим и тихо вздыхали: «А с нами он тоже будет разговаривать?».

Художник посмотрел на свою работу и задумался.

- Так, - произнес он решительно. – Сейчас мне нужен Бах, - и включил другую запись. По комнате полились торжественные звуки полифонии, и Мастер стал более сосредоточенным – наступила фаза прописывания деталей: здесь нужно добавить яркость, там затемнить; тут прорисовать, а там растушевать; это высветить, а то ввести в дымку.

Художник работал, пока не истощались силы. Тогда он делал перерыв или возвращался в мастерскую на следующий день, с воодушевлением принимаясь за картину. И она все больше и больше оживала. Образы становились ярче, насыщенней или, наоборот, проявлялись только намеками, которые позже зрители сами «дорисовывали» в своем воображении, незаметно для себя становясь соавторами.

… Процесс приближался к завершению. Художник еще раз взглянул на Картину издали; снова подошел, положил несколько мазков и снова отошел от нее. Сел на стул напротив и какое-то время изучал ее. Потом сказал: «Отдохни», навел порядок и ушел.

… Ночь в Мастерской прошла в бурном обсуждении – как на этот раз работал Мастер, что говорил. Кисти рассказывали, что пережили, пока он ими писал. Холст делился своими ощущениями от энергии, исходящей от Художника. Тюбики, перебивая друг друга, спорили: какой цвет был самым важным. Все сошлись во мнении – должна получиться КАРТИНА.

Наступило утро. Вошел Художник и внимательно изучил Полотно. Оставшись довольным, он засвистел известную мелодию, подошел к музыкальному центру и, покопавшись в дисках, торжественно объявил:

- Сегодня – блестящий Штраус!

Включил запись и, пританцовывая, подошел к мольберту. Положил пару мазков и отошел посмотреть на картину издали.

И вот нанесены последние штрихи. Художник сел напротив Полотна, разглядывая его и покачивая ногой в такт звучавшей музыке.

Наконец, довольно улыбнувшись, сказал:

- Получилось!

Вокруг, казалось, все зазвенело, как от аплодисментов - Холсты завибрировали от восхищения: «Да, это – КАРТИНА!». Полотно довольно кланялось: «Свершилось! Теперь я - не просто Холст. Я – КАРТИНА». Кисти и Тюбики облегченно улыбались – они тоже поработали на славу.

Художник устало провел ладонью на по лицу, снимая остатки сосредоточенности и оставляя на нем след краски, подписал Картину и поднес к ней ладонь в знак прощания. Еще раз отошел и посмотрел на нее.

Картина ему ответила: «Вот она я, твое Творение. Теперь я заживу своей жизнью. Теперь мы будем разделены: ты – автор; о тебе будут спрашивать, глядя на меня – «Кто написал эту Картину?». А меня ждет самое интересное и непредсказуемое – моя премьера и дальнейший, никому неизвестный путь».

Какое-то время Мастер любовался своим творением, потом сказал:

- Сегодня – всем отдыхать! – словно знал о тайной жизни в Мастерской и ушел.

… Вечернее солнце заглянуло в окна мастерской, угасающими лучами пробежало по Кистям и Тюбикам, погладило ребра Холстов и остановилось на Полотне – оно оказалось первым зрителем. С любопытством рассматривая Картину, теплым светом подсветило на ней краски. Его лучи медленно проскользнули по ней, ласково прикасаясь к изображению, как будто благословляя его, и, завершив обход Мастерской, вынырнули из нее.

Наступившие сумерки погрузили комнату в полумрак. Уставшие от пережитого, обитатели Мастерской погрузились в мечтательную дрему, предвкушая скорые торжественные проводы Картины.

И только мерно продолжали тикать часы с боем, отсчитывая первые сутки ее жизни: тик – так, тик – так, тик…

Автор - Валентина Риторова, психотерапевт

© 2016. Риторова В. Все права защищены

Источник: сайты автора - http://valrit.ru; http://createuse.umi.ru 

картина художник холст творен